бы их видеть – доброжелательными и беспристрастными. По этой причине поддержка труда со стороны государства должна направляться прежде всего на изменение реальных стимулов работодателей – их следует заставить теснее увязывать свои интересы с интересами общества, частью которого они являются.

Работодателей и общество может сплачивать налоговая система. В США, например, она в настоящее время невольно поощряет автоматизацию, предоставляя тем, кто заменяет людей машинами, «некоторые серьезные налоговые преимущества»: так, они не обязаны платить налоги с зарплат работников[569]. Проблема заключается в том, что эта система, созданная в Век труда, была предназначена для увеличения доходов в значительной степени за счет налогообложения работодателей и наемных работников. Она не была предназначена для мира с меньшим количеством работы. Устранение таких преимуществ позволит избавиться от этого стимула к автоматизации.

Можно внести изменения и в законодательство. Например, ведутся постоянные споры о правовом статусе водителей Uber. Являются ли они самозанятыми, как утверждает Uber, зарабатывающими на жизнь, предоставляя водительские услуги, или же они сотрудники Uber и могут претендовать на отпуск, пенсию, минимальную заработную плату и все другие права, связанные с этим статусом? В данном случае государство, поддерживающее труд, должно помочь этим работникам и изменить закон таким образом, чтобы обеспечить им защиту, аналогичную той, что предоставляется представителям других профессий. Опираясь на установленные нормы минимальной заработной платы, можно законодательно определить новый уровень, ниже которого не может опускаться уровень оплаты труда.

Здесь есть простор для новаторства. Традиционно политики устанавливают минимальную заработную плату, учитывая уровень жизни и стремясь сделать так, чтобы даже у самых низкооплачиваемых работников было достаточно средств для существования. Но есть и другие критерии, которые можно было бы использовать в дополнение к этому. Например, отличительной чертой многих трудноавтоматизируемых ролей, таких как работа по уходу и преподавание, является огромный разрыв между их экономической и социальной ценностью: эта работа, как правило, плохо оплачивается, но признается чрезвычайно важной. Один опрос, проведенный в Великобритании, показал, что 68 % людей считают, что медсестрам недоплачивают; в США 66 % полагают, что у учителей государственных школ слишком низкие зарплаты[570]. Когда государство, поддерживающее труд, вмешивается, чтобы повлиять на заработную плату, оно может воспользоваться возможностью сократить этот разрыв.

Аналогичным образом политики традиционно заботятся о регулировании продолжительности рабочего дня. В Европе по закону работодатель не может заставить вас работать больше 48 часов в неделю. Другие страны стремятся к сорока часам. Крупнейший профсоюз Германии в 2018 году даже обеспечил своим членам 28-часовую рабочую неделю (а заодно и повышение заработной платы на 4,3 %)[571]. Однако со временем, возможно, есть смысл установить ограничения на количество не только часов, но и дней в неделю. Например, в 2018-м Британский конгресс тред-юнионов, представляющий 48 профсоюзов и 5,5 млн их членов, призвал ввести четырехдневную рабочую неделю в ответ на автоматизацию[572]. С такими предложениями нужно будет считаться.

Еще одна мера поддержки со стороны государства довольно очевидна: речь идет о поощрении новых форм организации труда. В XXI веке профсоюзы должны не только помогать рабочим реагировать на технологические изменения, но и использовать сами технологии для преобразования труда. В настоящее время то, как профсоюзы привлекают новых членов, собирают средства, формулируют требования и осуществляют свою власть, часто удивительно похоже на устаревшие методы, использовавшиеся на протяжении многих веков. Лишь немногие профсоюзы предоставляют своим членам доступ к специализированным платформам электронного посредничества или системам разрешения споров, несмотря на успех последних в других сферах. Социальные сети и цифровые инструменты остаются периферийными для старомодных профессий; «связующее действие», когда люди используют технологии для координации и сотрудничества, в значительной мере распространяется за пределами традиционных профсоюзов[573]. Отчасти это объясняет, почему среди их членов так мало молодежи: она просто не считает, что сегодняшние профсоюзы способны дать адекватный ответ на современные вызовы. В Великобритании менее 8 % работников в возрасте от 16 до 24 лет состоят в профсоюзах (среди тех, кто является членами, 40 % составляют люди в возрасте от пятидесяти и старше)[574]. Фрэнсис О’Грейди, лидер Конгресса тред-юнионов, признает проблему: «Профсоюзы тоже должны измениться – измениться или умереть»[575].

Подобно тому как технологическая безработица не наступит в одночасье, нет никакой необходимости в том, чтобы Большое государство утвердилось в ближайшие недели. Но со временем потребность в нем будет только расти. Некоторое сочетание этих трех ролей (распределение доходов, распределение капитала, поддержка труда) в конечном счете потребуется, чтобы удержать от распада наши общества. Эта глава не может точно описать характер таких ролей. Нет никакого окончательного перечня мер для всех стран. Существует множество различных способов, при помощи которых Большое государство могло бы справиться с технологической безработицей. Как именно достичь наилучшего баланса между ними, должны определять граждане каждой конкретной страны, руководствуясь своими уникальными нравственными установками и политическими предпочтениями.

Глава 11. Большие технологические компании

По мере наступления мира, где будет меньше работы, в экономической жизни все больше будут доминировать крупные технологические компании. Растущее экономическое могущество обеспечит им политическую власть. Они будут определять не только то, как мы взаимодействуем на рынке, что покупаем и продаем, но и то, как мы вообще сосуществуем в обществе и как ведем себя в роли политических животных. Анализ становления крупных технологических компаний и природы их растущей политической власти так же важен, как и понимание упадка работы, ведь в мире с меньшим количеством работы мы должны будем уделять все больше внимания их сдерживанию. Проблема заключается в том, что в настоящее время мы вообще не готовы эффективно на них реагировать.

Почему именно технологические компании?

Сегодня, когда мы думаем об этих фирмах, на ум приходит «большая пятерка»: Amazon, Apple, Google, Facebook и Microsoft. Их показатели поражают воображение. В США на Google приходится 62,6 % поисковых запросов и 88 % рынка контекстной рекламы[576]. Почти треть людей в мире пользуется Facebook, а через различные его платформы (такие как Instagram и WhatsApp) проходит 77 % мобильного трафика в социальных сетях. Amazon сосредоточил в своих руках 43 % всей онлайн-торговли и 74 % рынка электронных книг[577]. Apple и Google совместно контролируют 99 % операционных систем мобильных телефонов. На долю Apple и Microsoft приходится 95 % всех компьютерных операционных систем[578]. В 2018 году эти пять компаний вошли в десятку самых дорогостоящих в мире[579].

Однако, несмотря на выдающиеся данные, этот список компаний не должен нас особенно беспокоить. Да, они, вероятно, останутся заметными в течение некоторого времени. Но новые технологии, которые изменят нашу жизнь,